Открытый, свободный форум любителей истории Кубани, юга России

Однажды дед Игнат посетовал, что в последнее время что-то ничего не слышно про клады, про найденные или, наоборот, ненайденные сокровища: "Чи, можэ йих вcu пооткопалы и шукать ничого... А в старовыну йих, тих кладив, було, як бдчжол..." И на наши - его, деда Игната внуков - настойчивые просьбы, он рассказывал, что помнил. Да не про волшебные, охраняемые нечистой силой, а про спрятанные людьми настоящие клады, которые, правда, так же упорно не давались искателям, как и те, сказочные...
Один из ближайших к станице клад, как поговаривали знающие люди, покоился под Зеленым Яром, на дне быстротечной Протоки. В те места после погрома булавинского мятежа перебежали с Дона казачки со своим атаманом Гнатом Некрасом. Переселились основательно - с семьями, кое-какой худобой, и построили на кубанских островах несколько небольших городков-поселений. Некрасовцы были народ буйный. Спокойно не жили, а вместе с бусурманской татарвой совершали, бисовы их души, набеги на русские земли. Если раньше "за зипунами" ходили сюда, на Кубань и за Кубань, то теперь - с Кубани на Расею-матушку. Не по-христиански это, но такой уж у них, тех некрасовцев, был характер и свычай, и тут уж ничего не поделаешь. Про них в России, может, и забыли бы на какое-то время, так они сами напоминали: мы, мол, вот они, знай наших!
В отместку и в упреждение тех набегов царские войска гнались за некрасовцами, бывало, до самой Протоки. Дело кончилось тем, что разбойные казачки подались на туретчину, а их потомки, внучата-правнучата, вернулись на Кубань недавно, через двести годков. Дед Игнат с одним из таких вернувшихся встречался случаем, и тот ему калякал кое-что про своих предков - кубанских Некрасов.
Ну, так вот, однажды царские войска пожгли некрасовские городки; некрасовцы же, но обычаю, разбежались по камышовым плавням, а казну свою несметную в двух засмоленных колодах и бултыхнули в заводь у того Зелёного Яра. Место заприметили, но только вытащить казну из воды так и не успели - вскоре царские полки вновь натянули в эти места, и некрасовцам пришлось откочевать сначала под Анапу, а потом и вовсе за море, к султану турецкому, стало быть. А колоды те долгие годы стерёг оставленный при них одноглазый казак Перетятько.
Жил он в плавнях, где-то на островах у него были землянки, ловил себе рыбу, охотился и за омутком приглядывал, чтобы никто ненароком те колоды не поднял. Пробовали Перетятьку схватить и допросить с прилежанием, чтобы открыл он секрет, да где там - плавни он знал, как свои драные штаны, от погони смывался мигом. Был тут - и нет его. А то, бывало, каюк его - вот он, а его - как не было. Он, чертяка косой, может, лежит на дне той плавни, через камышинку дышит, пойди, найди его.
Пробовали подстрелить, да без толку, заговорённый был, пули его не брали. Так было много лет, но в конце-концов его-таки достали: полковой поп дал одному казаку пуговку от своей рясы, тот зарядил ею ружницу и, помолясь, стрельнул по тому Перетятьке. Пуля-пуговка попала ему в здоровый глаз, некрасовец матюгнулся, сослепу врезался каюком в проплывавшую по водяной стремнине корягу, и копырнулся за борт. Его утоплое тело прибило к берегу в семи верстах от Зелёного Яра, да что толку - рассказать про свою тайну мертвяк уже не мог. Пуговку, правда, из его глаза достали, вернули попу, а колоды с некрасовской казной теперь уже никто показать с точностью не мог. Зелёный Яр большой, где их искать, под этим берегом или под тем?..
А искали. Много раз цедили Протоку сетями, шуровали дно баграми. И колоды иногда поднимали, только обычные. Дубы морёные, да не смолёные, с сучьями и дуплами, но без злата-серебра.
В таких поисках участвовал и дядько деда Игната, Спиридон. Пригласил его однажды хороший знакомый, станичник Охрим Довбня. Так, мол, и так, на хуторе у того Зелёного Яра доживает свое один старичок, дальний родич Охрима. И тот дедок, дай ему Бог здоровья, знает тайну некрасовской казны. Не так уж, чтобы совсем точно – вот тут лежат те колоды и нигде иначе, а приблизительно: "дэсь тут, от тих бурунов до сухого явора". Дедок уже в годах и самому ему не под силу то нелегкое дело, чтобы, значит, завладеть кладом, но вот ежели Охрим с надежным другом возьмутся, то некрасовское злато-серебро, считай, у них в торбе. Он, Охрим, уже приготовил старую борону, а если к ней прицепить для верности две-три четырёхконцовые кошки, то, опустив ту борону на вожжах в воду и потягав её по дну указанного места, они обязательно подцепят те колоды, даже если они засосаны в донный ил или песок...
Сказано - завязано. Забрав приготовленную снасть, Спиридон с Охримом на гарбе добрались до старичка. Тот и впрямь был в годах, да еще и хворый, - тут у него болит, там колет. Но ничего, пересилив хвори, он на утро вытащил из сараюхи вёсла, усадил гостей в лодку и велел грести наискосок к тому берегу, где саженей в десяти от устья небольшого ручья и было "тэ самэ мисто, дэ лэжшпъ та поклажа".
О том, как они опозорились со своей снастью, дядько Спиридон рассказывать не любил. Дело в том, что борона сразу же "вгрузла" в придонный ил и попытки тянуть ее вожжами вперёд лишь способствовали всё более глубокому влипанию в грязь. Промучившись с час, хлопцы с большим трудом освободили "кляту жилизяку" от крепких объятий "бисовых" донных осадков. "Дэржало, як вроди борону нэчиста сыла ухватыла, - отмахивался от вопросов Спиридон, - а можэ, той самый казак Пэрэтятъко".
Выкинув на берег борону, наши кладоискатели отцепили от нее кошки и попробовали продолжить поиск с их помощью, уже не веря в успех. Избороздив безрезультатно весь указанный дедулей куток Протоки, они, изрядно уставшие, причалили к берегу, где их ожидал старичок. Тот развел руками и успокоил их тем, что "нэ воны пэрви, и воны, мабудъ, нэ послидни, така тут заковыка..."
Дядько Спиридон, правда, нашёл на берегу Протоки большой катерининский пятак, который, само собой, не имел никакого отношения к некрасовскому кладу. Пятак этот давал впоследствии брату его Касьяну повод к насмешкам:
- А чи шо покажи, Спырыдону, той пъятак, шо царыця Катэрына посияла, гуляючи у Протоки, - просил он иногда подвыпивши и будучи в настроении. - Та заодно расскажи, як вы с Охрымом боронувалы ту бисову ричку!
Спиридон, добродушно улыбаясь, привычно отмахивался - мол, есть поважнее дела. Пятак же хранил - уж больно хорош, большой, тяжёлый, с красивыми вензелями. Побрасывая его на ладони, он, бывало, с ухмылкой говорил:
- Нычого... Мы свое ще найдэмо...
В отличие от брата Касьяна, он верил, что клад, если "добрэ пошукать", найти всё же можно.
А кладов тех в старину было немало. Прошёл как-то слух, что в Славянской, на том, говорят, самом месте, где в стародавнее время располагался штаб самого Суворова, случайно откопали глэчик, а в нём "чималая жмэня" турецких червонцев синего золота. Не бывает синего? В других местах не бывает, а тут вот было... А взять ту же Полтавскую. На её месте при том же Суворове стоял столичный аул татарского верховоды, не то султана, не то хана, а может - просто князя, у них что ни главарь, то непременно князь. А только звали того султана Асланом. Это потом батько Бурсак, хай ему будет добре на том свете, переселил сюда казаков-полтавцев из-под Катеринодара.
Так вот, в той Полтавской малые хлопчики откопали в глинищах, а может, в бурьяне нашли - по разному говорят, -старинный кинжал такой красоты, что сам Аслан не погребовал бы его носить. Железо, правда, от земной сырости перегнило и превратилось в ржавую коросту, но золотая с каменьями рукоять блестела, как архиерейское облачение.
Но то все случайные находки, всё равно, что Спиридонов пятак - шёл себе человек, ничего такого не думал, а тут ему - счастье, планида такая. Другой, может, сто раз тут спотыкался, или огород копал, а то и криницу, - и ничего...
Касьяну, когда он был на турецкой войне, рассказывал один служивый, казак-пашковец. что у них там дюже серьёзный клад искали. Приехали из Катеринодара чины войсковые, стариков под большим секретом расспрашивали, может, кто чего знает. Награду обещали немалую, если, значит, чьи соображения на след наведут. И как стало потом известно, искали бочонок, а может и два - засмоленные, с червонным золотом. Вроде те бочонки где-то тут, то ли у Пашковки, то ли у Круглика закопали по приказу отцов-атаманов доверенные после Персидского похода, когда в Катеринодаре казачий бунт случился. А когда тот бунт разогнали, то хлопцы, спрятавшие те бочонки, по судебной ошибке в Сибирь "зашкандыбали" и сгинули, а другие участники той захоронки не объявились, и только через много-много лет в войсковой канцелярии нашлась какая-то бумага - старинный папир, из которого начальство и прознало, что был такой клад, да только где его искать?
Старики-пашковцы после отъезда высоких чинов за квартой перцовки-горилки трясли чубами, думку думали - "а чи шо правда про ти кляти бочонкы, так тоди дэ йих шукаты?" Протрезвев, решили-таки сами поискать, полагаясь на здравый смысл, и обозреть подозрительные закутки, исходя из размышления: а куда бы ты сам закопал казённую скарбницу, если бы, не приведи Господь, тебе то было поручено. Мест подходящих было много, но при общем обсуждении все они были но разным соображениям отвергнуты, и выходило, что, может, того "червонного" клада и вовсе не было, а старинный папир был вовсе не о том, - "мы ж його нэ бачилы!"
Так или иначе, а в станице еще долго жил слух про персидские бочонки, да так и заглох. Как заглох никем не проверенный слушок про то, что в Ангелинском ерике, прямо у самой нашей станицы, давным-давно затонул турецкий корабль с несметным богатством.
- Можэ пошукаем того клада, - не то в шутку, не то всерьёз предлагал Касьян брату Спиридону. - А як найдэмо, то гульнэм жэ по-широкому, як гулялы колысь казаченькы-черноморьци!
- Та ни... - обычно отказывался Спиридон. - Клад? Чого його шукать? Вин сам тэбэ найтэ, як дийдэ твий ряд...
Однако дядько Спиридон всё ж не удержался и чуть внове не увязался в поиск сокровищ, не ожидая, когда до него дойдет тот "ряд". Как-то осенью, когда неотложные полевые работы были окончены, к нему явился всё гот же неизменный друган Охрим и поведал, что под Таманью какие-то учёные мужи из самого Петербурга "могилы " (т.е. курганы) копают, и уже нашли "что-то золотое", и что те столичные паны нанимают помощников копать и отвозить от раскопа землю. И платят, говорят, неплохо, а харчи ихние... И что им, что есть Охриму и Спиридону, в самый раз поехать бы до той Тамани, не доезжая которой где-то близ Старой Кубани за хутором Белым, - Спиридон дознался точно, - и идут те самые раскопные работы. Надо съездить туда, и вовсе не для того, чтобы так вот сразу и подрядиться в раскопщики, а для начала покалякать с теми, кто уже копает, приглядеться, - "як цэ кручэнэ дило робыця". Может они, даст Бог. сами потом какой-нибудь курган раскопают. А гарба у него, Охрима, исправна, и кони застоялись...
В общем, друзья поехали, но ничего для себя полезного на раскопе не увидели, копают люди и копают. Поразила их куча черепков, да еще "заграничный немец", длинный, худой, который все что-то объяснял нашему - "русскому немцу", - и уж тот командовал рабочими. Копают неспешно, каждый ржавый гвоздик, каждую черепушку откладывают в сторону. Перед вечером, правда, откопали небольшую посудину с длинной ручкой. Видать, медную, очень зелёную от старости и вековых невзгод.
- Кругла, - объяснял Спиридон, - така, як салотовка, тикэ манэнька. Закордонный нимэць дужэ зрадив, крутыв йии, крутыв, нюхав и чуть нэ облызував...
Как объяснил "русский немец", эта штуковина была очень старой, ею пользовались еще до рождения Иисуса Христа, может, при самом царе Соломоне. Друзья так и прозвали виденную ими диковину "салотовкой царя Соломона".
- А шо, - посмеивался дед Игнат, - можэ сам царь Соломон як раз в ции салотовци сало соби на борщ товкмачив. Як шо дужэ стара була та посудына. А шо мала, так вин, можэ, сало не долюблював...
- Так той жэ Соломон був иудейской веры,- напоминала бабка Лукьяновна. - И сала нэ йив!
- Эгэ-ш! - не соглашался дед Игнат. - Потому и салотовка була манэнька, як вин гришив помалу. Як вин був мудрый, то знав, шо борщ бэз сала нэ зробышь: бэз свынячого тила нэма дила! А шо сало йив, так за то йому и провыщэ: Сало-мон...
А свой какой ни то курган друзья так и не решились раскапывать. Уж больно много таких курганов вокруг станицы в то время было. Это сейчас их почти все распахали, приземлили, и тоже ничего не нашли, да и не искали. Вот про клады сейчас и не слыхать, то ли их действительно все понаходили, то ли люди стали богатыми и им чужое сокровище как бы в брезготу. Дед Игнат сокрушался, что не слышно и о тех кладах, что попрятали наши паны, которые в 20-е годы "тикалы за кордон". Может, хорошо прятали. Ходил же слух, что еще в 18-м году Рябовол закопал где-то под Уманской войсковую казну, а где - никто не знает, и ничего от тех казацких сокровищ по рукам не ходило.
Не без того, чтобы где-нибудь найдутся серебряные ложки или чарки. Недавно в хате купчихи Хоменчихи (тоже была такая родичка!) нашлась на горище торба с неразрезанными керенками. Так разве это клад?! Смех один, а не клад. Кто ж за таким "кладом" пойдёт с лопатою, да ещё в какое-нибудь страхолюдное место?
- Всэ ж, мабудь, самый лучший клад, - вздыхал дед Игнат, - колы вин своим горбом облаштован, а той, шо надурняк найшов, так и уйдэ, як прыйшов!..

Общеказачья газета "Станица"