Открытый, свободный форум любителей истории Кубани, юга России

Статья Антона Троян.

цитата:

Было это в 1968 году. Работал я тогда председателем сельского Совета. Жители хутора Первомайского часто ставили перед депутатами вопрос о строительстве дороги с твёрдым покрытием вдоль хутора, так как в осенне-зимний период к их дворам нельзя было ни проехать ни пройти.

Однажды при встрече А.Ф. Никипольский, работавший тогда председателем колхоза, говорит мне: "Эту проблему скоро решим. Колхоз строит в девятой бригаде большой холодильник, и, естественно, дорога туда нужна. Мы планировали отвести от трассы, что идёт на Ивановскую, но лучше построить вдоль хутора: и для жителей будет она служить, и для хозяйства. Но нужна в таком случае помощь исполкома. На пути стоят два кургана. Добивайся разрешения на их снос, и тогда землю употребим на полотно дороги, и дорогу спрямим".

Известно, что все курганы являются археологическими памятниками и находятся под охраной государства. На каждый из них заведён специальный паспорт, и все они сданы на хранение в сельские Советы. Я отыскал нужные мне паспорта и написал запрос в Пятигорский государственный картографический институт, который ведал этими делами. Вскорости оттуда ответили, что в целях хозяйственной необходимости разрешается снос кургана, но официальное разрешение дадут после того, как мы доставим в Пятигорск закопанный на вершине кургана специальный железобетонный кулон. Мы так и сделали. Откопали этот кулон и отправили его нарочным в Пятигорск.

При получении официального разрешения на снос кургана А.Ф. Никипольский дал команду дорожной бригаде начинать работы. Узнав об этом, бывший директор школы №15 А.С. Боровик пришёл ко мне в сельсовет и говорит: "Проеду я к кургану, может, там что обнаружат для школьного краеведческого музея". И правда: через несколько дней прибегает он в сельсовет: "Вот, - говорит, - не зря я поехал туда. Смотри, какие вещи для музея достал". И показывает наконечники от стрел и копий, осколки гончарной посуды, всякие украшения и среди них гривна с изображениями на концах лежащих грифонов. Посмотрел я тогда на эту вещицу и спрашиваю:

- А это тоже в школьный музей?

- Да, - отвечает.

- Нет, - говорю, - давай звонить начальству. Потому что эта вещь не для школьного музея.

Председатель Красноармейского райисполкома Г.И. Омельченко, выслушав меня, прежде всего хорошенько отругал и начал созваниваться с краем. И тут история завертелась. Поехали отовсюду представители: "Как? На каком основании разрыли курган?". Я им показываю разрешение. А они его не берут во внимание. Я их спрашиваю, куда мне девать найденные в кургане гривну и другие украшения, а мне отвечают, что без Медунова никто не решит. Вот, мол, заслушают тебя на заседании крайисполкома, там и решится.

Прислали в станицу съёмочную группу краевого телевидения. Вывезли меня и тогдашнего командира народной дружины И.Ф. Белякова на место происшествия и заставили рассказывать, как это было. Началась подготовка к слушанию на крайисполкоме.

Слушали меня в большом зале, в котором было более двухсот человек. Были приглашены председатели и секретари всех райисполкомов края, многие председатели сельских Советов, руководители всех краевых служб.

Председатель крайисполкома С.Ф. Медунов сидел за столом президиума как раз против прохода, разделявшего зал на две половины, а я стоял против этого прохода возле противоположной стены зала. Нас разделяло не менее 50 метров. Но я видел хорошо, как председатель крайисполкома смерил меня злым взглядом:

- Ну, рассказывай, Троян, как ты дошёл до такой жизни, что начал разграбливать исторические памятники.

Я сказал, что никто ничего не разграбливал, что снос кургана производился с разрешения.

- Какое такое разрешение? – спросил Медунов.

Я издали показал это разрешение. Он потребовал себе его. Меня не пустили к нему, а отобрали бумагу и отнесли. Медунов прочитал и стал интересоваться, кто готовил вопрос и почему его не ознакомили с этим документом.

Перед этим мне вручили проект решения. В котором предлагалось председателю райисполкома Г.И. Омельченко объявить выговор, а мне – строгий выговор. Но самым досадным был последний пункт решения, предписывающий дело о разрушении кургана передать в краевую прокуратуру.

Выслушивать доводы и объяснения Медунов не стал и поставил вопрос на голосование. Безусловно, решение было принято. На мой вопрос: "Куда мне девать найденное в кургане?", Медунов резко ответил: "Прокурор решит".

Вскоре меня пригласили в краевую прокуратуру и объяснили, что это дело не входит в их компетенцию, поэтому они передают его в управление КГБ. "Час от часу не легче", - подумал я и опять спросил, что мне делать с находками. "Высшее начальство не даёт пока никакой команды", - ответили мне. Я понял, что меня заманивают в игру, из которой я не смогу выкарабкаться. Тем более. Что появились люди. Которые стали предлагать услуги, дескать, есть верные люди в Госбанке, они, мол, могут посодействовать в сдаче золота. "Но оно же не моё, - отвечал я. – Какое я имею право сдавать его в Госбанк?". Попытался обратиться в музей. Там и слушать не хотят. Нужно разрешение высшего начальства. Записался на приём к Медунову – отказал.

И началась, что называется, нервотрёпка. Серое мрачное здание, что на углу улиц Мира и Красноармейской в Краснодаре, стало мне видеться даже по ночам. Это резиденция управления КГБ. Участились вызовы меня туда.

Я в это время сдавал экзамены в институте, где заочно учился. Но и там меня находили и вызывали на дознание. Меня время волновал вопрос, что делать с находкой. Мне эти вещи были комом в горле. Да и майор, который дело, сказал, что и дело-то зависит от того, как я распоряжусь этими ценностями. Но как мне распорядиться, я не знал.

Потом мне пришла одна мысль. Когда я работал до сельсовета директором Дома культуры, то немного был знаком с начальником краевого управления культуры. Марина Михайловна Шапиро лестно отзывалась о нашей агитбригаде, и я подумал, а может, к ней обратиться за советом и помощью, ведь музей в ведении. Так я и сделал. Попал на приём в управление культуры.

Внимательно меня выслушав, Марина Михайловна тут же написала на служебном бланке записку директору краеведческого музея Краснодара о приёме от меня находок. Я незамедлительно пошёл туда. Достаю из балетки (были в моде такие маленькие чемоданчики) свёрток и говорю: "Мне нужно сдать в музей вот это золото". А газета затасканная, измятая. Каждый знакомый и незнакомый просил показать. Надоело разворачивать и заворачивать. Директор музея как-то презрительно посмотрел на меня. Когда я развернул газету, и говорит: "А откуда вы знаете, что это золото? Это надо доказать. Езжайте к главному ювелиру города, покажите. Пусть даст определение".

Меня это ошеломило. Подумал, если это так, то почему столько страстей.

Поехал. Главный ювелир работал на улице Красной в магазине "Изумруд". К нему была очередь – кто ложечку серебряную или золотую принёс, кто цепочку, кто другую какую побрякушку. Стал и я в очередь. Когда подошёл к окошку. Развернул свой свёрток, подал.

- Мне надо определить, что это золото.

Ювелир одел на глаз свой окуляр. Долго рассматривал гривну, а потом спросил:

- Вы от нас куда с этими вещами?

- В краеведческий музей, - ответил я.

- Зря. Теряете "Волгу". Это у вас высокопробное червонное золото.

- Пусть лучше "Волгу" потеряю, чем жизнь.

Не успел я ответить так, как ко мне со всех сторон бросились посетители магазина: "А ну покажи", "Дай посмотреть" – наперебой кричали они, чуть не вырывая из моих рук свёрток.

Я кое-как отвязался от них. Спрятал свёрток в балетку, а у самого пошли чёрные мысли: "Я же, дурак, сказал, куда я отсюда буду идти, - думал я, - меня же за первым углом ограбят". Решил немного потолкаться в магазине, посмотреть на витрины с ювелирными изделиями, выждать, пока разойдутся те, кто слышал наш разговор с ювелиром. Потом я незаметно выскользнул из магазина и направился в противоположную сторону от музея, в направлении Сенного рынка. Затем при первом же пересечении улиц свернул влево, на улицу Шаумяна, и там уехал троллейбусом к музею.

Когда я предъявил в музей его директору Николаеву определение ювелира, он как-то неуверенно пожал плечами, пересмотрел то, что я принёс сдавать, и стал писать акт приёма-сдачи. Когда акт был готов, и мне вручили его на подпись, я обнаружил следующую запись: "Гривна полая с изображением грифонов, предположительно золотая, бляшки круглые, предположительно золотые, лента типа фольги, предположительно золотая". И так для каждого предмета. А я их сдавал 15 штук. Меня до крайности возмутила вот эта приставка "предположительно". "Следовательно, - думал я, - в любое время. Кто угодно может заявить, что я никакого золота не сдал, и тем самым свободно пользоваться им".

- Как же так? В определении ювелира написано, что эти вещи из высокопробного червонного золота. А вы пишете "предположительно". Зачем вы меня посылали к ювелиру?

Николаев пристально, почти в упор посмотрел на меня и зло спросил:

- Что вы хотите?

- Хочу, чтобы вы передали акт и оформили его по всей форме, не единолично и по всем правилам с заверением печатью музея.

- Хорошо. – Только и ответил он и тут же переделал акт.

В тот же день я пошёл в КГБ к майору, который дело. В музее было составлено три экземпляра акта. Два из них отдали мне. Майор КГБ внимательно ознакомился с содержанием актов, улыбнулся, протягивая один экземпляр мне, и сказал: "Ну вот и хорошо. Теперь нам понятно, куда золотишко дальше пошло. А вас я не смею больше задерживать. Из-за отсутствия состава преступления. Сейчас вам дадут соответствующее постановление, и будьте здоровы", - он раз улыбнулся и вышел в другой кабинет.

Больше меня никто никуда не вызывал. Но я хранил у себя все документы, связанные с этим делом. А бывая в Краснодаре, старался всякий раз улучить момент и заскочить в музей, чтобы посмотреть – выставили сданное мною золото для обозрения или нет. И всякий раз нигде его не обнаруживал, и время меня преследовали какие-то странные мысли о его судьбе. Тем более, что однажды на мой вопрос об этом, служитель музея ответил мне как-то неопределённо: "Такие вещи не выставляются".

Только опубликованная через 19 лет книга профессора Н.В. Анфимова "Древнее золото Кубани" развеяла мои сомнения. На 207 странице помещён фотоснимок "моей" скифской гривны во всей красе.